– У меня не было другого выхода, поверь, – ответила женщина с пустым взглядом. – Твой отец оказался таким подлецом! Сбежал к какой-то продажной девке. Я осталась одна на целом свете, без всякой поддержки, без помощи. Родители в то время уже давно не хотели иметь со мной ничего общего. И всё из-за него, из-за твоего папаши. Они сто раз говорили мне, что я не должна с ним связываться, что он мне не пара. Но я была полной дурой, не слушала их. Потом-то поняла, насколько права была моя мать: нельзя было иметь дело с этим ублюдком. Но было уже поздно. Отец заявил, что я им больше не дочь, и маме запретил со мной видеться… У меня не было даже своего жилья! Не было ни работы, ни денег – ничего не было! Как бы я стала существовать с новорождённым ребёнком на руках? Вдвоём с тобой мы бы не выжили. Умерли бы с голоду.
– Неправда. Тебе было всё равно, выживу я или подохну. Ты никогда не пыталась меня разыскать, увидеться…
– Нет, нет! – её лицо исказилось страданием. – Мне было очень тяжело. Я ненавидела себя за это… Я по тебе скучала.
– Врёшь! Я был тебе не нужен.
– Не говори так! – воскликнула она. – Прошу тебя…
– Знаешь, я тоже ни разу в жизни не хотел тебя увидеть. Мне было проще думать, что ты умерла.
– Нет! – в отчаянии она замотала головой, отвергая услышанные слова.
– Да, – сказал Уэсли и обошёл сидящую женщину. Ему хотелось стать от неё как можно дальше. Уйти назад он не мог – сейчас для него не было отсюда обратной дороги. А кратчайший путь вперёд лежал через мегалитическое сооружение. И Флэш вошёл в Храм Времени, куда прежде входил неоднократно, но никогда подолгу не задерживался.
Но теперь позади осталась эта женщина, которую он назвал словом, каким обычно называют самого близкого, самого дорогого человека. Словом, которое для него всегда значило так мало… Осталась какая-то недосказанность, желание продолжать разговор. Поэтому Уэсли замешкался под сводами Храма.
Постройка представляла собой четыре колонны, соединённые поверху толстым кольцом из каменных блоков. Внутри кольца блоки образовывали крестообразное перекрытие. А на земле в центре Храма был установлен алтарь – плоский округлый камень на тонком столбике-подставке. Откуда-то сверху, возникая прямо из воздуха, на этот камень постоянно сыпались белые хлопья, похожие на снег. Но это был не снег. Касаясь алтаря, хлопья исчезали, на их месте тут же появлялись новые…
Это падало и таяло, бесследно исчезало время.
– Уэсли… – позвала мать Флэша. – Ты не можешь так поступить со мной. Я подарила тебе жизнь!
Он понял, что должен дать выход нарастающей злости. Иначе просто сойдёт с ума.
Тяжёлые каменные балки по углам и сверху… рядом с ними этот тонкий столбик, поддерживающий алтарь, выглядит таким неуместно-хлипким. Уэсли догадался вдруг, что, несмотря на всю свою громоздкость, постройка Храма очень, очень хрупка. Ему захотелось ударить по этому столбику – наверняка тяжёлый лабрисфортский ботинок разобьёт его пополам.
– Уэсли! – послышалось вновь. – Ты не можешь…
Флэш сделал одной ногой шаг назад, чтобы удар получился сильнее. Но вдруг как будто какая-то невидимая сила остановила его.
«Учись контролировать свою злость. Если она станет чрезмерной, ты будешь видеть только её, а не своего противника». Бэлисонг сказал ему это на одной из первых тренировок. Он хорошо усвоил это, и помнил всегда. А теперь почему забыл?..
Непонятно, зачем он собирается разбить камень. Непонятно, зачем злится на женщину, которая никогда не была и не может быть его матерью. А если бы даже и была… Он не в состоянии её простить – точно так же, как не в состоянии не простить. Потому что ему не за что её прощать или не прощать. Всё это в прошлом. Всё это давно не существует. Время ушло.
– Ты не можешь так поступить…
– Ты права, я не могу. И не буду, – отозвался Уэсли и вышел из Храма.
– Нееет! – закричала Жрица, которая больше не была его матерью.
Флэш покинул Храм Времени, не коснувшись столбика под алтарём, но почему-то алтарь пошатнулся и упал. Исчезли светящиеся хлопья. А потом земля дрогнула, словно в глубине её пробудилось и шевельнулось что-то огромное и живое. Четыре боковых мегалита, кольцо и перекрытие – всё обрушилось и превратилось в груду камней.
– Что ты наделал? – усталым голосом, в котором уже не было ни намёка на прежние боль или раскаяние, спросила Жрица.
Единственной чертой, которую Уэсли узнал в её успевшем уже измениться лице, были пустые глаза.
– Ты должен был сделать это! Должен… должен…
«Почему – должен?» – хотел спросить Флэш. Но не успел.
– Потому что тогда эта темница стала бы в сто раз крепче, – ответил кто-то на его невысказанный вопрос. Уэсли не сразу понял, кто говорит с ним. Точно не Жрица – она, надевая капюшон, всё повторяла эхом своё «должен…» Да и голос был мужской, а не женский. Только внимательно оглядевшись вокруг, Флэш всё-таки заметил силуэт – не человека, а именно силуэт, тень, похожую на полустёртое изображение. Стоял теневой силуэт по другую сторону каменного холма, образовавшегося на месте Храма.
– Если бы я опрокинул алтарь, постройка стала бы крепче?
– Ты бы его не опрокинул. А крепче – да, она стала бы крепкой и огромной. И ты вечно думал бы о том, что должен простить свою мать – и не мог бы её простить.
– Кто ты такой? Откуда тебе известно обо мне и о моей матери?
– Я – строитель, который был заключён в своё строение, – сказал человек-тень. – Называть меня можешь Грэгом. Что и откуда мне известно – не самый важный сейчас вопрос. Благодаря тебе я освободился, и смогу навсегда уйти отсюда. Поэтому, пока я ещё здесь, и ещё есть время – спрашивай. Я перед тобой в долгу, который не оплатить. Но я кое-что знаю – и, может быть, мои ответы помогут тебе.