Все создания тьмы, которые когда-либо представлялись, мерещились, изображались людьми – все они сейчас были здесь. Все были родом отсюда. Уэсли попал в настоящий эпицентр безумия. Здесь, за рассыпавшимся в пыль городом, на том берегу кровавой реки собрались на воскресный пикник все страхи, все твари и монстры, порождённые человеческим разумом за тысячелетия его существования.
Флэш чувствовал, что его возможности на пределе, что если он пробудет тут ещё немного – обратно не вернётся уже никогда. Но это же только седьмой мир…
Он не помнил, в какой момент лабрисфортская реальность номер семь выпустила его из своих когтей. Не помнил, как миновал ворота, разрушенный Храм и лестницу – ведь, кажется, даже кровавую реку не пересекал в обратном направлении. Всё слилось в сплошной хаос, в котором не было ни малейшего намёка на логическую последовательность.
Когда он очнулся в своей камере, всё его тело сотрясала дрожь, как при ознобе. Бросало то в жар, то в холод. Голова раскалывалась. И проклятая слабость, телесное ощущение собственной беспомощности, никак не оставляла его.
«Это пройдёт, должно пройти», – убеждал себя Уэсли до тех пор, пока не почувствовал, что силы потихоньку начинают к нему возвращаться. Тогда он поднялся с кровати и осмотрел свои раны. На ноге чуть выше щиколотки обнаружился глубокий разрез. Флэш промыл его водой из-под крана и промокнул туалетной бумагой. Не страшно, заживёт. Остальные ссадины и ушибы серьёзными последствиями вроде бы тоже не грозили. Но слишком уж их было много.
Впереди ещё три мира… А от того, что он побывал в пяти предыдущих – не считая самой тюрьмы – нет никакого толку. Он не увидел там ничего, что могло бы подсказать, как противостоять тёмной силе Лабрисфорта. Даже если он сможет выбраться отсюда живым и избежать дальнейших преследований – что станет делать дальше? Писать статьи о нарушении прав заключённых? Это же смешно: зная то, что он знает теперь. Что тюрьма – лишь первое звено в цепи… Тюрьма вообще – как идея лишения свободы, и Лабрисфорт – как одно из худших её воплощений.
Но это же наказание, и часто – заслуженное, наказание за преступление, – возражал он сам себе. Что толкает человека на преступление? Ответы были всё те же: страх, ненависть, жестокость, жажда наживы… А что представляет собой изнутри тюремная система, что она порождает? Жестокость, ненависть, страх…
Два лезвия одного топора.
И те же самые причины дают множество других следствий – от анархии до тоталитаризма, до правления религиозных или научных фанатиков… и даже до полного всеобщего безумия.
Как бороться с этим? И можно ли вообще как-то бороться? Может, стоит просто плюнуть на всё и бежать, не дожидаясь новых вояжей в потусторонние миры? Бежать и забыть, забыть всё это…
Но такие мысли – мысли труса и слабака. Они означают поражение, полное поражение.
Если можно физически чувствовать, как тьма сгущается вокруг, в тот момент Уэсли чувствовал именно это.
– Нет, Уэс. Это ни к чёрту не годится. Про здешнюю канализационную систему забудь – если только не умеешь просачиваться сквозь водостоки. Нет, ты не подумай, что я помешать хочу… Если бы идея была толковая – тогда другое дело. – Выпалив всё это разом, Ральф Фортадо перевёл дух. Потом продолжил: – Я тебе вот что скажу: если уж на то пошло… надо попробовать лазарет.
– Лазарет?
– Ну да. – Ральф искоса глянул на Уэсли и нервно прикурил сигарету. – Я слышал, в лазаретной умывалке есть какая-то вентиляционная решётка… в общем, если её оторвать – можно через вентиляцию попасть на крышу. Чёрт его знает, как – видно, там как-то вверх можно проползти, лазарет на первом этаже. Но если подумать… наверное, пустой трёп всё это. Я это узнал от Альберта Грина, который лежал в лазарете после драки с Берни Оллзом. А Оллз-то ему всю башку на фиг отбил… Когда Перкинсу надоело держать Грина у себя, он его выписал, и его затолкали обратно в камеру. Три дня он проходил, как полоумный – почище Филдингтона. А на четвёртый упал посреди двора и умер. Так что наверняка у него насчёт этой решётки глюки пошли, и нечего было мне его слушать… И потом, какой шанс, что нас не подстрелят на крыше? Один из ста? А ведь есть ещё ограда из колючки… Ну, ладно – к примеру, сопрём из лазарета резиновые простыни. Там они должны быть. Но нужно ещё добраться до вертолётного ангара… А там что? Пилота, что ли, в заложники брать? С голыми руками, когда у охраны – автоматы?..
– Ну, предположим, что пока это будет наш план. Другого-то всё равно нет, так?
– Это не план, Уэс, это полное фуфло, – покачал головой Фортадо. – Мы в хренов лазарет и то не попадём. Потому что попадают туда только те, до кого руки не доходят пристрелить, вроде Альберта Грина. Пока держишься на своих двоих – тебя туда не положат. А уж если что-то серьёзное – скорее отправишься кормить рыб, а не на больничную койку.
– Придётся рисковать. У меня есть мысль, как можно было бы стать пациентом.
– Что за мысль?
Уэсли объяснил свою идею, и добавил:
– А если с этой вентиляцией ничего не выйдет, мы просто вернёмся обратно в свои камеры.
– Надо быть полным психом, чтобы пытаться всё это проделать, – подытожил Ральф. – Но с другой стороны… чёрт… а вдруг что-то получится?..
– Вот именно. Думай. Но решай быстрее.
– А, – махнул рукой Фортадо. – Чего там думать. Я с тобой. Может… попробую достать для нас что-нибудь. Ну, инструмент, чтобы разворотить эту чёртову решётку. Да и верёвка пригодилась бы. Но насчёт оружия… нет, лучше и не дёргаться. Так что не знаю, как мы будем выбираться с острова. Если вообще будем…