Слова Уэсли поспешил подкрепить делом – благо, точно знал, сколько денег лежит у него в кармане.
– Ну ладно… – проворчал капитан, принимая «дополнительную плату». – Но – вы сами сказали: чуть-чуть.
– Спасибо вам. Для меня, знаете, это очень важно… Вы слышали когда-нибудь про Фердинанда Лабри?
– Да приходилось… Скалу-то в честь него назвали.
– Совершенно верно. Поэтому мне и интересно на неё взглянуть. Фердинанд Лабри – мой прадедушка.
Капитан хмыкнул.
– Троюродный, – уточнил Флэш.
– Ну, если троюродный… Понятно.
Катер скользил всё дальше по волнам.
– Вы же понимаете, я не могу не интересоваться семейной историей. Ни разу не взглянуть на скалу – по меньшей мере, неуважение к прадедушкиной памяти.
– Ясное дело…
– А тут ещё вся эта история с тюрьмой. Ну, вы понимаете.
– С какой тюрьмой?
Уэсли проглотил всё это время стоявший у него в горле комок, вздохнул полной грудью, и уточнил:
– С тюрьмой на острове.
– Ну, вы вспомнили, – махнул рукой капитан. – И где только откопали эту историю? Я-то считал, она мало кому известна. Ну да, было дело лет двадцать тому назад, хотели эту самую тюрьму строить. Да передумали. Больно трудно – на таком-то камне. Затрат много, и всё такое.
– Значит, не построили тюрьму?
– Чудной вы, мистер – вы уж меня простите… – «весь в прадедушку» – домыслил про себя капитан, но вслух этого, конечно, не произнёс. – Ну если бы была на острове тюрьма – повёз бы я вас дальше? Не знаю, как вам, а мне жить ещё не надоело. Кстати, и сейчас дальше я вас не повезу. Но не из-за какой-то там тюрьмы, а потому, что полтора километра лишних мы прошли. Уж пожалуйста, любуйтесь отсюда на ваш фамильный остров.
– Да, спасибо, капитан. Извините, если я веду себя странно. Это всё избыток эмоций, знаете… Семейная история для меня на самом деле очень важна. Было бы просто ужасно, если бы на прадедушкином острове построили тюрьму. А сейчас я чувствую… то есть, своими глазами вижу, что никакой тюрьмы нет. И… в общем, спасибо вам.
Капитан усмехнулся, а Уэсли, подождав ещё с минуту, сказал:
– Ну, пора нам и возвращаться.
– Вот и хорошо, что пора, – откликнулся капитан, разворачивая катер.
В этот момент послышалась приглушённая слоем материи мелодия звонка.
Пора возвращаться. «Я знаю, – подумал Флэш, отыскивая в карманах телефон, – это не единственная тюрьма на свете. Да и не только в тюрьмах дело. Но теперь можно надеяться, что всё это имело смысл не для меня одного. Что все вы стали свободны по-настоящему – Грэг, Стэнли, Ральф, Гэб… И даже ты, Саммерс, и ты, Мьют, и Бонс, и Джо, и Шеви, и все остальные».
Пора возвращаться, и хорошо, что пора. «Может быть, теперь у меня действительно получится вернуться, Люсия. Получится вернуться по-настоящему».
В основе книги – буддийская концепция отсутствия «я» (анатта, анатман). Для избежания ошибок необходимо пояснение. Кристофер Бэллисонг формулирует идею достаточно жёстко: «Настоящая жизнь лишь там и начинается, где никакого «я» нет» – что представляется оправданным в разговоре с Патрицией. Но в соответствии с первоисточником надо уточнить, что анатта означает не отсутствие какого бы то ни было «я» вообще, а конкретно – постоянного, неизменного, независимо существующего «я».