– Ещё всего один вопрос. – Тон Уэсли стал нарочито холодным. – Неприятность, которая произошла с моими глазами – тоже результат творчества моего воображения? Или я подсознательно стремился ослепнуть, а?
Патриция начала злиться:
– Ты всё время пытаешься перевернуть мои слова с ног на голову. Я не говорила, что Лабрисфорта не существует, и ты его себе вообразил. Единственное, что я уже битый час пытаюсь тебе втолковать: Лабрисфорт – это нечто, что любой, кто с ним связан, видит по-своему. Для тебя это воплощённое стремление к превосходству – нет, не перебивай, дай договорить! – Патриция повысила голос, не позволяя Флэшу прервать её. – Ты не можешь отдать свою жизнь за какую-то тонущую девчонку, для этого твоя жизнь слишком дорога. Но вот за всё человечество, в борьбе с несвободой, со злом – ты готов ею пожертвовать. Это достойная цель.
А для меня Лабрисфорт – это сумасшествие… Я с детства была помешана на том, что могу стать сумасшедшей, как брат моей матери. И случай с Полли попал в эту же точку. Звучит странно, но я не полезла в воду потому, что боялась сойти с ума. Долго объяснять, откуда такая связь возникла в моём воображении. Но так уж получилось. Фортадо, Шеви, Стэнли Голд и все остальные не были в тот день в парке «Перекрёсток», но наверняка стояли около других «прудов»… Около своих «прудов». Все попали в какое-то испытание, испытание Лабрисфорта. И не выдержали его. Каждый по своим причинам. Слабость, которую ты проявил однажды, может стать твоей навсегда. И для тебя тьма всегда будет носить маску этой твоей слабости. И пока не сорвёшь маску – не узнаешь, что же на самом деле скрывается за ней.
Говоря всё это, Патриция не исключала возможности, что Флэш окончательно разозлится и впредь не захочет её видеть. Но она не желала оставлять никаких недоговоренностей. Она сказала всё, что думала – и это принесло облегчение. Но корме того появилась и какая-то пустота, которую пока нечем было заполнить.
«Наверное, так ощущает себя воздушный шарик, из которого вышел весь воздух. Вот только летел – и на тебе, валяется на земле. И думает: «А дальше-то что?..»
– Я не хочу больше об этом говорить, – устало произнёс Уэсли. У него было такое чувство, как будто где-то он всё это уже слышал. Если не то же самое, то что-то похожее. – По-моему, когда я блуждал по моему воображаемому Лабрисфорту, я понимал в сто раз больше, чем теперь. Конечно, может, мне только так казалось… Но это было хотя бы что-то. В общем, я думаю, на сегодня уже достаточно сказано. Пора нам попрощаться и подумать – каждому по отдельности.
Уэсли просидел в раздевалке больше времени, чем требовалось, чтобы переодеться. Раза в три больше. Но к стоявшей на полу возле его ног спортивной сумке так и не притронулся.
«Какого чёрта я здесь делаю?»
У входа в клуб его встретил тренер Бэлисонг, вместе они поднялись по лестнице, он же довёл Флэша до раздевалки. Довёл, держа за руку.
Какого чёрта…
По уму, сейчас нужно встать, забрать свою сумку, выйти и попрощаться. И никогда больше не приходить в клуб. Но Уэсли знал, что не сделает этого. Но и заставить себя начать переодеваться он не мог. Поэтому и сидел – сидел слишком долго, ожидая, что кто-нибудь войдёт… и зная, что не войдёт никто. Тренировка группы в этом зале проходит в другое время. А Кристофер способен дожидаться не одно столетие…
Нет, это просто смешно. Хватит вести себя, как глупый мальчишка, который схлопотал двойку и не идёт домой, потому что боится получить взбучку от родителей.
«Удивительно, что такое сравнение пришло мне в голову, – отметил про себя Флэш, вытаскивая из сумки кимоно. – Меня в детстве некому было ругать за двойки».
– Я рад, что ты решил возобновить тренировки, – сказал Бэлисонг, когда Уэсли наконец вышел из раздевалки в зал. Сказал как ни в чём не бывало. Как будто верил, что Флэшу потребовалось двадцать с лишним минут на переодевание.
Странно было чувствовать под босыми ногами привычную упругую поверхность татами, улавливать знакомую акустику зала – но не видеть ничего, совершенно ничего.
«Чёрт, я даже не знаю, стою ли левым боком к окну, или как-нибудь по диагонали, носом в угол зала».
– Начнём. – Голос Бэлисонга звучал точно впереди. Ладно, этого достаточно. Они напротив друг друга – учитель напротив ученика, как и должно быть.
– Сэйдза! – скомандовал Кристофер.
Уэсли сел «по-японски» – на пятки, и положил ладони на бёдра. Он изучал многие боевые искусства, но каратэ всегда оставалось для него основным стилем, тем, с чего всё началось. И сегодня он пришёл именно на тренировку по каратэ, которая должна пройти по соответствующему этикету.
– Сэнсэй-ни-рэй! – собственный голос прозвучал как-то непривычно. Не сосредотачиваться на этом… Поклон – ладони перед собой, левая касается пола чуть раньше правой, указательные и большие пальцы образуют треугольник. По крайней мере, в точности этих движений можно быть уверенным.
– Додзе-ни-рэй! Отогай-ни-рэй! – это уже Кристофер. Ещё два поклона… – Мокусо!
Медитация перед тренировкой и после неё длится не больше минуты. Это не столько настоящая медитация, сколько время для того чтобы привести себя в нужный настрой. Собранность, состояние готовности – в начале, отдых и успокоение – в конце.
«Я мог бы и не закрывать глаза», – подумал Уэсли. Но всё же закрыл. И понял, что сегодня никакого «нужного настроя» не получится. Была только неуверенность и ощущение полного разлада с миром – одним словом, всё, что нужному настрою противоречит.