Ад Лабрисфорта - Страница 73

– Мокусо ямэ! Татэ!

Уэсли поднялся на ноги.

Начали, как обычно, с разминки. Основные упражнения Уэсли помнил наизусть. Бэлисонг не всегда придерживался стандартов – мог менять последовательность упражнений, заменять одни другими, вводить новые. Но это трудностей не вызвало: даже на обычных тренировках он не просто показывал и называл упражнение вслух, но и давал необходимые пояснения, что и как делать.

За разминкой последовали упражнения на снарядах. С боксёрской грушей и макиварой – «подушкой» для отработки ударов – всё получалось не так уж плохо. Гораздо хуже было бить по небольшим «лапам», через раз промахиваясь. Когда нога или рука Уэсли пролетала мимо цели, ему хотелось плюнуть на всё, развернуться и уйти. Но это будет очередным проявлением слабости… И – это разочарует Кристофера, хотя виду тот, конечно, не подаст. Флэш заставлял себя продолжать работать по заданию, не думая, насколько нелепо его действия выглядят со стороны.

В начале второго часа тренировки Бэлисонг велел повторять ката – упражнения формы.

– Начинай с первых пяти принципов, потом вспоминай всё подряд, до программы чёрного пояса.

Здесь дело пошло лучше, потому что ситуация была более привычной. Кристофер время от времени требовал от своих учеников выполнять ката с закрытыми глазами. Ощущение собственного тела в пространстве, баланс, равновесие и гармоничность движения играют в упражнениях формы особенно важную роль. А слишком сильная «привязка» к зрению зачастую мешает совершенствовать свои навыки. Уэсли двигался легко, почти не испытывая неудобств. Его тело помнило каждую стойку, каждый блок, удар и переход, и иногда «опережало» память его разума. Флэш почувствовал, как к нему постепенно начинает возвращаться уверенность в себе, и даже какое-то подобие спокойствия – но постарался сосредоточиться не на этом, а на собственном дыхании, на том, вовремя ли он делает выдох и вдох, и даёт ли это нужную концентрацию энергии и силы.

Но вот Уэсли повторил все известные ему ката. И когда Бэлисонг сказал, что нужно надевать защиту на руки и на ноги, он всё-таки не выдержал:

– Крис, может, я лучше пойду в качалку?

– В качалку можешь сходить и после спаррингов. Или в следующий раз.

Отступать было некуда.

Ради развития способности не теряться в любой ситуации Бэлисонг иногда проводил поединки по «особым» правилам – например, когда один из бойцов действовал только ногами и одной рукой, или когда против одного выходили двое или трое. Или – когда у одного из соперников были завязаны глаза. Но это было совсем другое… Это не воспринималось слишком всерьёз. Тогда Уэсли знал, что через три минуты развяжет закрывающее обзор полотенце, и всё будет как обычно.

Теперь развязывать было нечего.

Ритуальный поклон перед поединком… Пока понятно, где противник. Но дальше…

Надо слушать… Слушать движения Кристофера. Но как, к чёрту, расслышать их достаточно хорошо, когда мешают собственные шаги, собственное дыхание?

Нужно двигаться. Постоянно двигаться, не застывать на месте. Создавать вокруг себя защитное поле, ложные цели – и тут же уходить… Но что бы он, Уэсли, ни делал, в любом случае сам останется гораздо лучшей мишенью, чем любой зрячий противник.

Флэш пропустил несколько ударов. Ч-чёрт! Так теперь и будет. Будет всегда, всё время. И это ещё Кристофер явно подстраивается под него, не действует в полную силу. Ну ладно, он – тренер, учитель, можно стерпеть. Но если на его месте окажется кто-нибудь другой…

Может, в ближнем бою удастся использовать борцовскую технику… Но сделать удачный захват не получалось, чувство равновесия подводило, противник уходил.

Скорее бы закончилось время. Скорее бы всё это закончилось…

Но когда сигнал таймера наконец-то раздался, это не принесло ничего, кроме досады.

Флэш молча сел на татами и вытер лицо полотенцем.

– Отдыхаем минуту, – объявил Бэлисонг. – И – второй раунд.

– Слушай, Крис… – Уэсли покачал головой. – Я не персонаж фильма Такэси Китано. Я чувствую себя полным идиотом. И не вижу никакого смысла всё это продолжать. Чего людей смешить?

– Оно и правда: чего людей смешить? – сказал Кристофер. В этот момент Уэсли почувствовал какое-то движение рядом со своим лицом, инстинктивно выбросил перед собой руку – и поймал перчатку-шингард, которой запустил в него Бэлисонг.

– Хватит смешить людей уверенностью в том, что ты ничего не можешь. Отвлекись от своей проблемы хоть на минуту. Перестань постоянно думать, что стал хуже других. И вообще – поменьше думай, хотя бы во время спарринга.

«Легко обо всём это говорить, когда у самого с глазами полный порядок» – разумеется, вслух Уэсли этого не произнёс, но мысль была слишком логичной, слишком очевидно следовала из всей этой ситуации. Поэтому Уэсли не произнёс, но произнёс Бэлисонг.

– Да, мне легко говорить. Потому что я не на твоём месте. Это чистая правда, но это не то, что сейчас важно. Я не верю, что ты ничему не научился за эти годы. Точнее – я знаю, что научился. Постарайся не ставить лишних преград на собственном пути.

Логика подсказывала очередное «легко рассуждать, когда у самого…» или «легко философию разводить, когда…» Логика, основанная на постоянных мыслях о собственной проблеме. Выставляющая эту проблему на первое и главное место – а как же иначе, если проблема эта своя, собственная…

На какое-то мгновение Уэсли сделалось тяжело и почти физически тошно. Пришло совершенно дикое желание выбраться, вырваться из собственного тела, из этой приковывающей к земле тюрьмы. А заодно и из собственного разума – собственного, собственного – и тоже накрепко к чему-то приковывающего.